Эта статья — обсуждение ногых в психологии проблем, возникших в связи с «биографически фундированной когнитивной теорией личности»^ созданной крупным немецким психологом профессором Боннского университета Хансом Томэ. Он работает в тесном сотрудничестве с профессором Урсулой Лер, директором Института геронтологии Хайдельбергского университета. Идеи Томэ получают разработку в сообществе единомышленников, которое он называет «нашим Боннским рабочим хругом». В концепции Томэ интегрированы положения К. Левина о психологическом единстве человека и окружающего его мира, некоторые установки когнитивной теории поведения, идеи Г. Мюррея о тематическом структурировании личностью своих жизненных ситуаций и его собственные оригинальные подходы к изучению личности в мире повседневной жизни путем психологической биографии [9—10]. Эмпирическим основанием теоретических разработок Томэ послужили результаты нескольких крупных научных проектов. Они указаны в его труде «Индивид и его мир» {2-е изд., 1988 г.). Среди них — медико-психологический лонгитюд (1952—1963), посвященный изучению детей и юношей, а также Боннский геронхологичеекий лонгитюд', который был начат в 1961 г. под руководством Лер и продолжался более двух десятков лет, В нем участвовало несколько когорт. Постепенно редело число участников и тем не менее еще в 80-х годах ветераны лонгитюда, представители первой когорты (1895—1909 года рождения) принимали участие в биографическом интервью.
МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ ПОДХОДЫ ТОМЭ

Томэ — психолог гуманистической ориентации. Это значит, что его мировоззренческие убеждения реализуются на всох уровнях научной деятельности, включая исследовательский аппарат. Гуманизация психологии, как пишет Томэ, должна начинаться с ее методов. С этих позиций он дает новое определение типа взаимоотношения психолога с изучаемым индивидом. Этот последний — не «испытуемый» и не «респондент», но партнер психолога, равноправный участник исследования, а в конечном счете — эксперт, ибо никто лучше его не знает тот уникальный жизненный мир, в котором он живет. В этой позиции, получившей свое методическое воплощение, нашли развитие методологические тенденции, возникшие уже в конце 60-х годов. В 1968 г. вышла книга W. Mischell «Личность и оценка» [5], в которой автор раскритиковал распространенные в психологии методы оценки личности, и назвал самих «подопытных» компетентными судьями результатов исследований. По словам Н. Hermans и Н. Bonarius, эта книга «вызвала землетрясение в психологии личности» [1, с. 206]. В 70-80-е годы хакая позиция получила более широкое распространение, по крайней мере, в европейской психологии, и достигла своего апогея в нескольких статьях, появившихся в «Европейском психологическом журнале» [1], авторы которых определяют человека, участвующего в опыте как «со-исследователя» в изучении личности. Этот тезис строится на положении о том, что каждый человек обладает своим, идиоматическим жизненным миром, познание которого требует сочетания номотетического и идиографического методов. Положение об интеграции того и другого метода Томэ сформулировал еще в первом издании своего труда «Индивид и его мир» (1968). Номотетический подход, по его словам, ориентирован на обобщения, на абстракции, нивелирующие индивидуальное, а идиографический метод позволяет наполнить конкретным, свойственным лишь данному индивиду, содержанием полученное обобщение. Добиться соединения двух методов Томэ пытается путем создания особого варианта психобиографического метода — психологической биографии. Надо сказать, что психобиографический метод еще 20 лет тому назад воспринимался психологами как экзотика. В одной из своих статей Томэ детально прослеживает постепенное его включение в арсенал психологических методов [8 ]. Однако в 80-е годы интерес к психобиографическому методу значительно возрос. В новейшем обзоре по психологии личности уже целый раздел отведен психобиографическим исследованиям [11], a Journal of Psychology посвятил специальный выпуск проблеме «Психобиография и жизнеописание» (1988, V. 56). Однако психологи, пользующиеся психобиографическими методами, применяют обычно для их анализа понятия, заимствованные из арсенала классической теории «личностных черт-.. Поэтому, как справедливо подчеркивают Дж. Виггинс и А. Пинкус, в этих работах трудно различить границы между психобиографическими и традиционными описаниями личности [11]. В Боннском рабочем кругу для анализа личности и ее жизни в мире повседневности разработана своеобразная система понятий, созданы специфические приемы психобиографического метода. Основной прием называется «полуструктурированное интервью». Оно строится по строгим научным принципам, но проводится в форме недирективной беседы с дополнительными вопросами и уточнениями. Цель интервью — воссоздать целостность течения тех или иных отрезков жизни человека (одного дня, последней декады, нескольких недель в текущем году и т. д.) — так, чтобы каждый момент жизни или биографический эпизод оказался включенным в целостную смысловую связь биографии человека и выступил таким, каким его видит и переживает рассказчик. Если биографический рассказ неполон или непонятен, психолог задает различные вопросы, чтобы найти мотивы деформации повествования. Так, например, один из участников исследования — Мартин П. — с увлечением рассказывал, как прекрасно провел воскресный день со своей семьей. В лесу он собирал цветы для дочки, они вместе с ней бегали по тропинкам... и только о жене не было сказано ни одного слова. Можно было бы думать, что молодой человек совсем равнодушен к ней. Но в результате беседы выяснилось, что Мартин пылко ее любит и хотел бы иметь еще детей, а она решительно этому противится. Этот внутренний конфликт стал одним из ключевых моментов для понимания своеобразия жизненного мира Мартина П. Конечно, сам по себе психобиографический метод отличен от идиографического подхода, и Томэ стремится создать атмосферу высокого доверия между партнерами, вызвать желание у своего «эксперта» в ходе доверительной беседы обнаружить перед другим уникальность своей повседневной жизни. И с этических, и с чисто теоретических позиций Томэ резко критикует использование опросников и тестов в психологии. Сторонники опросников, по его словам, игнорируют личность как критическое и мыслящее существо: они навязывают респонденту свою систему понятий и свой взгляд на мир. Томэ даже уподобляет тесты и опросники «выстрелам из засады», направленным на уязвимое место человека. Очень существенно его замечание о том, что в опросниках не учитывается факт многозначности ответов респондента на положения опросника. Именно целостная структура имплицитных ответов, а не один зафиксированный ответ, характеризуют человека как личность. Пересматривая в духе гуманизма все этапы научного исследования, Томэ утверждает безоценочный подход к личности и на уровне результата. Он критикует социологические работы за содержащуюся в них оценку своих респондентов. Дело психолога понять «внутреннюю позицию» личности, выявить сформировавшие ее факторы, а не наклеивать на индивида ярлыки — «незрелая, примитивная, патологическая личность». Этическая установка — «надежная защитная стена против недопустимой оценки чужой индивидуальности» [3, с. 188 ]. Особенности психобиографического подхода Томэ рельефнее выступают, когда он начинает противопоставлять свои позиции установкам целого ряда сходных с ним направлений, которые действительно вносят вклад в психологию повседневной жизни человека. Первой здесь должна быть названа «Психология обыденной жизни» 3. Фрейда, где он описал и попытался объяснить множество мелких, но крайне любопытных эпизодов из будничной жизни человека. Интересны и феноменологические описания отдельных моментов человеческого бытия («болезнь», «езда на автомашине» и т. п.) и теории «кризиса середины жизни». Особенно увлекают разработки модной нынче проблемы «способов преодоления трудных жизненных ситуаций». Соблазнителен и прием непрерывного или фракционированного наблюдения (в течение всего дня или нескольких часов) за играми детей. Его Томэ отвергает и по этическим соображениям, и по теоретическим основаниям — наблюдения не позволяют судить, как видит и переживает ребенок свой мир. Другие же работы, по мнению Томэ, обладают, по крайней мере, двумя крупными недостатками. Они вырывают изучаемые случаи или формы поведения из социально-исторического контекста и из текучести моментов индивидуальной жизни, связанных друг с другом прочными смысловыми связями. В отличие от таких подходов исследователи Боннского научного круга анализируют все автобиографические рассказы, сопоставляя их с событийной канвой общественной жизни и приходят к очень нетривиальному теоретическому выводу: конкретно-исторические условия существенным образом детерминируют переживания и способы решения жизненных проблем. Вместе с тем обнаруживается роль беспредпосылочной активности, инициируемой самой личностью, как бы вырывающейся в ничем не ограниченный простор. Как пишет Томэ, даже в самых принудительных, самых ограничительных условиях человек обладает «пространством свободы», «пространством игры» [3, с. 188]. Весьма перспективной представляется и установка Томэ исследовать в едином «смысловом горизонте» описываемые жизненные эпизоды, в их обусловленности стоящей за ними биографией и детерминации новыми идеями и надеждами. Действительность — это такое перетекание друг в друга жизненных моментов, которое создает сам человек, сотрудничая с обстоятельствами — для того чтобы приблизить желанное событие, развеять опасения, решить трудную проблему. И когда читатель-психолог знакомится с эпизодами из жизни участников лонгитюда, он нередко улавливает заложенные в них смысловые вектора, и ему как профессионалу так хотелось бы знать, каков же будет сюжетный поворот той или иной человеческой судьбы. Но Томэ, как правило, приводит лишь краткие выдержки из биографических материалов, конкретизирующие отдельные положения своей теории.

ИСХОДНЫЕ ПОСТУЛАТЫ И ОСНОВНЫЕ ПОНЯТИЯ БИОГРАФИЧЕСКИ ФУНДИРОВАННОЙ ТЕОРИИ ЛИЧНОСТИ

Главными понятиями у Томэ выступают «жизненный мир» и «субъективное жизненное пространство», «когнитивные репрезентации» мира и самого человека, «темы бытия» и «тематическое структурирование мира» человеком, наконец, «техники жизни» — способы ответов на проблемные моменты действительности. Для того чтобы выяснить живое, изменчивое, создаваемое самым деятельным человеком содержание этих понятий, сформулируем сначала несколько исходных постулатов теории Томэ. Первый постулат гласит, что индивид находится в постоянном взаимодействии с окружающим его, прежде всего социальным миром. Человек постоянно создает нечто в мире и в результате своего единства с миром одновременно преобразует нечто и з себе. Подчеркивая роль психической детерминации действий, Томэ утверждает, что поведением управляет, скорее, воспринимаемая (понимаемая, истолкованная), чем объективная ситуация. Разумеется, действительные свойства ситуации получают свое отражение в индивидуальном мире человека, но особенности их восприятия в сильной степени обусловлены доминирующими «темами» — его центральными устремлениями, господствующими значимостями. Томэ, наконец, подчеркивает, что приспособление человека к любой новой ситуации предполагает сбалансированные отношения между когнитивными и мотивационными системами. В теории Томэ категория жизненного мира личности — в том виде, как он дан ей в настоящее время — раскрывается через термин, в котором соединяются вклады в психологию К. Левина и Э. Брунсвика: «субъективное жизненное пространство». Пространство это у каждого человека имеет свою топологическую и временною протяженность. Так у маленьких детей, очень старых или больных людей оно может быть ограничено их жилищем, постелью. Во временном отношении оно включает и прошлое, и будущую временную перспективу с разной мерой протяженности. У некоторых же людей, которых Томэ называет «атлантическими людьми», субъективное жизненное пространство объемлет весь земной мир. Оно может включать ту или иную совокупность социальных ролей и контактов, в то же время может быть наполнено разными мыслями, чувствами, надеждами, выступающими потенциальными регуляторами поведения. Жизненный мир личности или ее субъективное жизненное пространство представляет собой когнитивно репрезентированный и психически переработанный реальный мир ее жизни. В актуальную жизненную ситуацию человек привносит как бы «осадок» всей своей индивидуальной истории. У разных людей жизненный мир отличается разной мерой изменчивости, своеобразия, внутренней согласованности. Различной может быть мера центрации, связанная со способностью индивида гибко менять точки зрения на жизненную проблему или «застревать» лишь на одной ее стороне. Жизненные миры различаются также по масштабу замыслов, надежд и действий, по широте интересов и напряженности усилий. Томэ и Лер на конкретных примерах показывают, как значительно может меняться переживание и поведение человека в определенной ситуации в зависимости от ее психической переработки. Вместе с тем они предупреждают, что переоценка внутренней детерминации может привести к неверным не только теоретическим, но и практическим выводам. Так, в ряде геронтологических исследований показано, что переселение (особенно насильственное) старых людей в интернаты часто вызывает у них опасные для жизни эмоциональные нарушения, псевдодеменции, депрессивные состояния. Можно психологическим путем изменить их переживания, помочь открыть позитивные стороны новой жизни. Но Томэ опирается на важнейшее положение когнитивной теории — о высокой согласованности между объективной ситуацией и представлениями человека о ней и считает, что облегчить положение обитателей пансионатов можно, лишь практически создав условия жизни в соответствии с их желаниями. В доме для престарелых люди лишены автономии, возможности самим принимать решения, делать выбор. Возвращение же этой возможности должно помочь им самим сформировать новый, но свой собственный жизненный мир. «Когнитивные репрезентации» — следующее основное понятие теории Томэ. Определяя его, он резко выступает против «когнитивизма» — ориентации ученых на чисто познавательные процессы, «очищенные» от мотиваций и эмоций. Действительно, в 60-е—70-е годы начали звучать голоса о достаточности «когнитивных» понятий для анализа всей сложности поведения личности. Так, по мнению Дж. Келли, слова которого и приводит Томэ, «личностные конструкты» и «антиципация будущих ситуаций» делают ненужными понятие мотивации. Отвергая такую позицию, Томэ с сочувствием цитирует мнение М. Posner о том, что «когнитивная психология несет в себе опасность потерять личность в мыслях» [3, с. 52 ]. Когнитивные представления Томэ толкует не как бесстрастные отображения объектов и ситуаций. Формирование их он изображает как результат особой активности личности, которая исследует и толкует сложившиеся обстоятельства под воздействием своих жизненных «тем», потребностей, мотивов и имеющихся реактивных тенденций. В концепциях заключено значение предмета для личности. Благодаря эмоциональной насыщенности, когнитивные репрезентации выступают во внутреннем мире личности как значащие переживания, в которые, по словам Томэ, «втягиваются» мотивационные процессы. К формам когнитивных репрезентаций Томэ относит восприятия, представления, схемы (организованные структуры знаний о мире и о себе); убеждения, генерализованные и специфические ожидания, прототипы, сценарии и планы. В работах, выполненных под руководством Томэ и Лер, содержится огромный и уникальный материал об особенностях представления своего жизненного мира людьми разного пола и возраста, работающими, безработными и вышедшими на пенсию, здоровыми и инвалидами. Мы узнаем, какими видят дети своих родителей, как воспринимают приемных детей мужчины и женщины, как переживают женщины желательную и нежелательную беременность, как воспринимают свою ситуацию молодые безработные. В исследованиях раскрывается динамика переживаний, вызванная невосполнимыми потерями и неизлечимыми болезнями. Каждый момент повседневной жизни предстает перед психологом в своей многокачественности и индивидуальном своеобразии. Получаемые данные ставят перед психологами много вопросов, требующих дальнейших исследований. Почему, например, у неработающих матерей дети отличаются повышенной тревожностью; почему безработные 23—35 лет, не имеющие работу от полутора до двух лет и более, не только не испытывают депрессии и отчаяния, но считают свои ситуации обратимыми и не прекращают активных поисков заработка. Исследуя жизненный мир человека в сфере семьи, отдыха, работы, Томэ и Лер разрабатывают богатую систему понятий для выявления его своеобразия. Томэ критически относится к тем исследователям, которые у работника пытаются определить лишь меру его удовлетворенности трудом. В отличие от узкой направленности таких работ, Лер разработала для анализа рабочих будней женщин 15 биполярных шкал (см. ее книгу «Женщина и профессия», 1969 г.). В число основных понятий вошли успех — неудача, незаменимость — ненужность, готовность рисковать — боязнь риска и т. д. При сравнении переживаний, связанных с миром работы у мужчин и женщин оказалось, что женщины гораздо чаще, чем мужчины считают свою работу дверью, ведущей в широкий социальный мир, в основном «дружелюбно обращенный к ним». Работающих вместе с ними женщин они воспринимали, скорее, как коллег, а не соперниц, но, как и у мужчин, общая удовлетворенность трудом, зависела от степени согласованности желаемого и достигнутого. Обратимся теперь в анализу понятий «темы бытия» и «тематическое структурирование жизни». Понятие «темы» продолжает традиции, связывающие позицию Томэ с теорией К. Левина и его ученика Г. Мюррея. Оно, по его мнению, тождественно понятиям «центральных жизненных стремлений» Ш. Бюлер и «доминирующих интересов» Р. Хэвигхэрста, создателя концепции «задач развития». Понятие «темы» Томэ рассматривает как синоним понятиям «ценность» и «значимость». Мотивационный потенциал «тем» проявляется в постановке человеком целей и в переживаниях успеха и неудачи. Выявляя ведущие темы жизни у представителей разных половозрастных групп, Томэ включает в их число тематику «здоровье», не представленную в списках ценностей М. Rokeach и Н. Cantril. Соглашаясь, что существуют общечеловеческие ценности, Томэ в то же время показывает, насколько сильно исторические события обусловливают доминирование определенных тем. Так, у мужчин 1910—1912 гг. рождения в рассказах преобладают темы, связанные с военной службой, ранениями и пленом, с трудностями поступления на работу после войны. У этой возрастной группы уход в отставку, которыг; получил в его концепции название пенсионного стресса и даже смерти, в большикл'ве случаев переживался как награда за 10 потерянных лет жизни. Рассказы людей, родившихся в середине 30-х годов, раскрывают психологическую картину возникновения «экономического чуда» в послевоенной Германии. Они повествуют о появлении и гибели многих фирм, об удачных и неудачных попытках предпринимательства, о сильной конкуренции между коллегами на работе, о своих возросших притязаниях и успехах. Обобщая все эти данные, Томэ справедливо подчеркивает, что тематически ориентированный анализ биографических документов является вкладом в изучение влияния эпохи на развитие личности и изменение ее сознания [10, с. 62]. Опираясь на свои обширные материалы, Томэ выражает критическое отношение к крупным теориям изменения личности на протяжении жизненного пути. Анализируя эпигенетическую концепцию Э. Эриксона, Томэ поддерживает его идею о последовательной смене ведущих тем в разные периоды жизни. Он, однако, считает недоказанным тезис о том, что смена тем детерминирована заложенным в. природе человека «основным жизненным планом», согласно которому каждая тема приурочена к определенному возрастному периоду. По словам Томэ, не «внутренний генеральный план», а взаимодействие человека с конкретно-исторической действительностью порождает те проблемы, необходимость решать которые и формируют соответствующие свойства личности. Обращаясь к теории «задач развития», Р. Хэвигхерста, Томэ называет ее слишком прямолинейной: некорректно определять каждый этап развития лишь одной доминирующей темой, точнее было бы говорить о разных типах тематического структурирования жизни в те или иные периоды жизни. По мнению Томэ, жизнь в сходных исторических условиях может порождать сходные сочетания тем у представителей даже разных возрастных групп. Весьма нетривиальна позиция Томэ по отношению к понятию «кризис середины жизни». Д. Левинсон определяет период около 40 и 50 лет как время беспорядочной борьбы личности и с собой, и с миром, как годы разочарований и депрессии. Истоки тягостных переживаний усматриваются в несбывшихся надеждах и ожиданиях, в расхождении между уровнем профессиональных притязаний и реальным социальным статусом. Пожалуй, лишь один К. Юнг позитивно оценил середину жизни — как «кризис взлета», индивидуализация, обретения личностью своей автономии и самобытности. Томэ высказывает глубокое убеждение в том, что укоренившееся в психологии положение о «кризисе середины жизни» является всего лишь мифом. Томэ не оспаривает того факта, что именно в эти годы человек испытывает массу трудностей и разочарований, он возражает лишь против обусловленности всех тягот возрастным периодом жизни и пытается показать сложную социальную детерминацию многочисленных тягот этого времени. Очень многие из них связаны с политическими и экономическим катаклизмами. Но причины их коренятся и в индивидуальной судьбе. Так на плечи женщин именно в 40—50 лет ложатся заботы о престарелых родителях. В то же время их собственные дети уже приобрели самостоятельность, и у женщин появился шанс вернуться в профессию или продолжать образование. Разнонаправленные мотивационные тенденции создают конфликтные ситуации, которые требуют применения разных «техник» жизни.

ТЕХНИКИ СУЩЕСТВОВАНИЯ ИЛИ РЕАКЦИИ НА ПРОБЛЕМНЫЕ МОМЕНТЫ ЖИЗНИ

Формируя когнитивные репрезентации мира, определяя ценностнонасыщенные темы своей жизни — интересы, тяготы, ценности и надежды, человек, главным образом озабочен решением многочисленных проблем своей повседневности. Он предпринимает действия, которые способны изменить и жизненную ситуацию, и его самого, и даже направление собственных мыслей. Эти «инструментальные» формы активности личности Томэ еще в 1951 г. назвал «техниками» бытия. Он подчеркнул, что смысл каждой техники заключается не в ней самой, а в той теме, которой она служит. Для психолога в названии «техника» жизни звучит знакомая тема человеческого характера, и это сходство подтверждает и сам Томэ. Именно Теофраст в своих «Характерах», говорит он, впервые выделил разные типы людей по критерию доминирующих у них технологий существования. Этот способ анализа людей продолжили, по словам Томэ, Шопенгауэр и Ницше. Отметим, что в своей новейшей работе «Психология повседневности» (1991 г.) написанной совместно с Лер, Томэ вместо «техник» существования предпочитает говорить о разных формах реакций человека на жизненные обстоятельства. Нам, однако, термин «реакция» представляется дискуссионным: он носит в себе оттенок безличного, осуществляющегося лишь на организменном уровне, ответа человека на внешние воздействия. Можно предполагать, что предпочтение термина «реакция» обусловлено особым отношением Томэ к модной в настоящее время проблеме coping with (преодоления, совладания человека с трудными ситуациями). В психологических работах при этом широко используется понятие «стратегий» преодоления, против которого решительно возражает Томэ. Он поясняет, что депрессия, подавленность или прием транквилизаторов в сложных ситуациях не могут считаться стратегиями преодоления трудностей. Они, наоборот, способствуют сохранению прежней ситуации. Стратегией Томэ называет лишь сознательно запланированное, регулируемое намерением действие личности, составляющее лишь небольшую часть ответов личности на тяготы жизни. Томэ считает совершенно неадекватным тот образ человека, который стоит за многочисленными «теориями преодоления» — образ Homo Faber — героя вестернов, всегда побеждающего супермена. Четыре десятка лет изучения переживания и поведения человека в мире повседневности показали, как часто, несмотря на все усилия, люди терпят поражения, действуют нерационально, взывают о помощи и не могут выйти из состояния подавленности. Этот свой опыт Томэ передал в призыве: «освободиться от идеологии активизма и рационализма, которые господствуют эксплицитно или имплицитно в современной немецкой психологии стресса и преодоления (coping)» [10, с. 87]. Помня о предостережении Томэ, мы будем использовать термины «техника» и «реакция» как синонимы. На основе анализа данных BOLSA психологи выделили 19—25 «техник» жизни. Часть этих «техник» Томэ включил в «общепсихологическую систему приспособления». По его наблюдениям эта система формируется уже в раннем детстве. Остальные «техники» он отнес к ситуационноспецифическим реакциям, конкретизирующим и дополняющим общие подходы к проблемам. Первая «техника», которая входит в общую психологическую систему приспособления, включает действия, ориентированные на достижение, на успех  (Leistung), на изменение практической ситуации, Г. Мюррей подчеркивал в них параметр, связанный с усилием, затратой энергии. Они предполагают высокий уровень саморегуляции, поиск информации, интенсивные раздумья, вовлечение в орбиту своих действий других людей. Примером такой жизненной «техники» может служить поведение фрау Ц. в первые послевоенные годы. После того как ее дом в Берлине был разбомблен, женщина вместе с мужем ночевала в развалинах, собирала дрова и уголь из разрушенных домов, бродила по разным местам. В конце концоз мысль, что так больше жить нельзя, побудила ее устанавливать контакты с разными людьми, искать поддержку. Она помогла мужу устроиться на работу, позаботилась о жилище и питании, взяла на себя заботу о больной матери. Сходное — продуктивное — поведение уже в 80-е годы выявил Р. Колле (1986) 2 у молодых безработных, которые, не впадая в отчаяние и депрессию, искали и находили хотя бы временный заработок. При этом 3/4 из них были уверены в конечном успехе. Вторая «техника» заключается в приспособлении к институционным аспектам ситуации, к социальным нормам и общественным установлениям, к правилам деловых отношений. Овладевший такими «техниками» индивид легко входит в мир права, морали, культуры, труда, семейных отношений. Нетрудно видеть, что в обычных социальных условиях такая «техника» выступает предпосылкой успешности действия первого порядка, но в состоянии социальных потрясений большее значение может иметь третья «техника»: приспособление к своеобразию и потребностям других людей. Сравнительные исследования разных когорт показывают, что она шире представлена в группах людей 1900—1934 годов рождения, и выражена очень слабо у людей, родившихся после 1955 года. Этот последний факт Томэ обьясняег современным духом времени, не признающим авторитеты, утверждающим автономию личности. Однако, нельзя не отметить, что эта тенденция входит в противоречие с усиливающимся в организационной психологии «антропоцентрическим подходом», считающим центральным моментом в стиле управления «внимание и предупредительность к людям». Четвертую «технику» Томэ называет «заботой об установлении и поддержании социальных контактов». Пятая «техника» получила название «акцептации ситуации», то есть принятие ее такой, какова она есть. Это не пассивный ответ на тяжелые обстоятельства, но определенное решение, принятое после сравнения с положением людей, находящихся в еше более бедственном состоянии. Вот как размышляет о своем положении полупарализованная женщина г научившись передвигаться на коляске. Она очень сожалеет о невозможности выполнить свое давнее желание — подняться по ступенькам египетской пирамиды. Но тут же, сравнивая свою судьбу с уделом незрячих, которые не смогут даже увидеть пирамиды, она приходит к оптимистическому философскому выводу: «У всех людей есть свои ограничения». Этот подход к проблеме очень сходен со следующей «реакцией», которую Томэ называет позитивным толкованием своей ситуации. Обе они выступают формами психической переработки жизненных ситуаций. Положительно толкуя свои тяжелые обстоятельства, человек отчетливо видит и негативные их стороны. Но сложившиеся условия он сравнивает со своим еще более тяжелым прошлым и приходит к позитивному выводу. В этих случаях загадкой остается, почему люди не сравнивают свое бедственное состояние с положением людей, находящихся в несравненно лучших условиях. Ответ, как нам кажется, можно извлечь из одного упоминаемого Томэ исследования. Жителей бедного, старого кзартала Сан-Франциско просили оценить состояние их жилья. Они находили его совсем неплохим, добавляя, что их отцы и деды жили намного хуже. Объективно их жилища были весьма плохими. Через некоторое время респонденты получили сообщения о решении городских властей переселить их в лучшее место. После этого в рамках нового опроса они стали говорить об ужасных условиях своего быта. Можно предполагать, что убеждение в невозможности что-либо изменить, резко сузило пространство сравнения и масштаб эталонов. Новые перспективы изменили всю ситуацию сравнения. Таков состав общепсихологической системы приспособления. К ситуационно-специфической системе Томэ относит такие «техники» или реакции, как «использовать шанс», «искать социальную поддержку», «сопротивляться», «идентифицироваться с целями и судьбами других людей», «надеяться», «корректировать свои ожидания», «полагаться на других людей, доверять им», «самоутверждаться», «проявлять агрессию в форме действия или критики», «отсрочивать удовлетворение своих потребностей» и другие. В особую группу выделяет Томэ неадаптивные реакции на трудности: безропотное смирение, подавленность, депрессия, а также избегание тяжелых ситуаций, подавление мыслей об источнике трудности, использование механизмов психологической защиты. В работах Боннского научного круга описаны и различные «техники» жизни, типичные для специфических социальных групп. Так, Томэ, изучая в 1948—1950-х годах бездомных подростков 10—18 лет, выделил разные формы поведения у юношей, совершавших определенные правонарушения. Подростки, промышлявшие кражами, попав в интернат, безо всяких сложностей включались в социальную жизнь, неплохо учились в школе, отличались примерным поведением, но все эти действия были не более чем умелой подготовкой новых хищений. У юношей же с деликтами жестокости выделялась тенденция к агрессии, которая, по данным Томэ, была, скорее, проявлением предприимчивости, чем враждебности. Крайне любопытно поведение людей, вынужденных, став инвалидами, резко менять образ жизни. Они начинают «определять границы своих возможностей», прощупывать меру сохранившихся способностей и пытаться компенсировать потерянное. Любопытно отметить, что к таким же тактикам прибегают практически все люди, очутившиеся в новых для них или усложнившихся обстоятельствах, только процесс этот протекает у них мало заметно.

«ИЕРАРХИИ РЕАКЦИЙ НА ТРУДНОСТИ» И ИХ ИЗМЕНЕНИЕ В ПРОЦЕССЕ ЛОНГИТЮДА

Выделив основные формы «техник» жизни, Томэ дает им следующую общую характеристику. Несмотря на то, что среди них встречаются и сознательно разработанные стратегии поведения, в своей основной части они возникают непроизвольно, не осозьаются самим человеком и подчас включают нерациональные моменты, отнюдь не препятствующие их эффективности. Так, например, «техника» самоутверждения (подтверждения или восстановления самоуважения) предполагает учет успехов и неудач действий человека. Однако, как показывает Томэ, в оценке себя основную роль играют не сами по себе результаты деятельности, а их психическая переработка личностью. При этом логическая правильность привлекаемых аргументов не играет решающей роли, «они должны быть верными лишь в психологическом отношении» [3, с. 201 ]. Можно предполагать, что и в случае «позитивного толкования» или «надежды» психологическая правильность аргументов не играет ведущую роль. Имея в виду длительность лонгитюдных исследований, можно было бы ожидать, что Томэ удастся вскрыть истоки зарождения и условия формирования тех или иных «техник», но он ограничивается лишь замечанием, что успешность их применения, должно быть, положительно влияет на закрепление определенных реакций. Напомним, что, согласно Томэ, все «техники» объединены в единую общую и ситуационно-специфическую систему, образующую как бы репертуар, из которого личность черпает определенные ответы на жизненные проблемы [3, с. 166 J. Проанализировав разные «техники» или реакции на проблемы, психологи Боннского научного круга попытались установить, какие же из них характерны для представителей различных когорт, разных возрастных групп, для мужчин и женщин, здоровых и больных, в условиях труда и семьи. Во всех группах были выделены почти все из выявленных по рассказам «техник». Однако степень их выраженности у разных групп была неодинакова, что позволило Томэ ввести понятие «иерархии реакций» и исследовать, как меняются иерархии у представителей различных когорт, у мужчин и женщин и т. д. Оказывается, что: в разных возрастных группах (в период ранней и средней зрелости) в сфере работы на первом месте стоят «техники», ориентированные на достижения; за ними следуют «техники» приспособления к институционным требованиям, к особенностям и потребностям окружающих, и далее — «техника» самоутверждения и попытки использовать шанс. Даже после выхода на пенсию активные формы отношения к миру сохраняются (особенно у мужчин). Активная позиция продолжает проявляться даже у тех немногих участников лонгитюда, которым в 1980—1981 гг. было уже от 75 до 90 лет, хотя их усилия касались, главным образом, проблем здоровья. Первые места в иерархии реакций у них занимали действия, ориентированные на достижения, на приспособления к институционным аспектам ситуации. И несмотря на то, что эти формы поведения начинают соседствовать и с коррекцией ожиданий, и с депрессивными реакциями, тем не менее старики продолжают поддерживать социальные контакты, тонко чувствовать особенности других, а также стремиться к «расширению себя» путем идентификации своего «я» с судьбами и целями своих детей и внуков [3, с. 177 ]. Исследуя постоянство и изменчивость иерархий реакций у разных когорт, Томэ пришел к выводу о постепенности их преобразования. В то же время у некоторых когорт были обнаружены резкие перемещения на первые места приемов, обычно занимавших второстепенное положение. Так, резко изменила свой ранг «техника» «полагаться на других», «обращаться за помощью к людям». Исходная детерминация заключается в исторических событиях: во время войны и в послевоенное время все работающие должны были вверять заботам соседей, родственников, просто знакомых своих детей и больных родителей. Итак, мы выделили и проанализировали три главных блока в биографически фундированной когнитивной теории личности: когнитивные репрезентации, темы бытия и иерархически организованные «техники» существования. Возникает главный вопрос — как могут быть связаны в целостной личности основные ее образующие? Вопрос этот чрезвычайно трудный, и в работах Томэ мы не находим на него ответа. Но сам он прекрасно понимает его значение и в качестве первого вклада в эту тему приводит исследование, выполненное на тяжело больных старых людях [2, цит. по кн.: Thomae H. Das Individuum und seine Welt. 2. Auflage. 1988]. Автору удалось выделить четыре обобщенных жизненных стиля, характеризующихся особой структурой преобладающих тем жизни, когнитивных репрезентаций, доминирующих форм поведения и временной перспективой. Назовем эти типы, но опишем лишь первый и четвертый из них. Личность первого типа ориентирована на достижение, на изменение окружающего мира, на использование шансов и опробование собственных возможностей. Она заботится о сохранении социальных контактов, а в ее рассказах доминируют темы борьбы за свое существование, стремление сохранить прежние интересы. Воспринимая себя как компетентное лицо, а свое положение как способное изменяться, личность имеет обширные планы на будущее. Второй тип личности акцептирует (принимает) свое положение и ориентирован на внутреннее изменение. Для третьего типа характерна покорность судьбе, деятельная сторона выражена очень слабо. Наконец, стиль реакций личности четвертого типа определяется чувством горечи и разочарования. Действительность репрезентируется так: «весь мир отвернулся от меня». Вероятно, поэтому эти люди выбирают технику сопротивления всему — не принимают советы, отвергают врачебные предписания. У них нет никакой заинтересованности в будущем [10, с. 185]. Это исследование очень интересное и открывает возможности типологического подхода к личности.

ВОПРОСЫ, РАЗДУМЬЯ, ОБСУЖДЕНИЕ

Четыре десятка лет исследований, выполненных с оригинальных теоретических позиций, базирующихся на перспективном варианте психобиографического метода дали массу интересных результатов, конкретизировали идею об уникальности жизненного мира каждой личности, позволили выявить разнообразные психологические «техники» жизни людей в разных условиях, показали устойчивость и изменчивость реакций на трудность в разном возрасте, убедительно доказали социально-историческую обусловленность «техник» существования людей. Но в этом богатейшем материале мы не смогли вычленить основные параметры развития личности на протяжение нескольких десятилетий. У лиц, проживших длительное время в такое неспокойное время, не мог не измениться взгляд на свой жизненный мир, не могли не появиться новые ценности, новые темы бытия, новые центральные стремления. Разве бывший солдат, став удачливым предпринимателем, не изменился как личность? В чем же заключается процесс развития личности в сфере труда или семейных отношений? Возможно, что особым типом развития можно считать идентификацию неудачливого человека со своим талантливым сыном, взгляды на мир которого становятся его взглядами, а успехи переживаются как свое достижение. Нельзя не считать фактором развития повторные доверительные беседы психолога со своим собеседником, поскольку, возможно, они влияют на уровень развития самосознания «партиципанта». Не меняется ли при этом отношение к своей жизни? Имея в виду особый — геронтологический — тип лонгитюда, Томэ, несомненно, выделил некоторые социальные факторы, препятствующие поступательному развитию в старости — усвоение общественных шаблонов относительно старения. Но почему же некоторые люди остаются неуязвимыми перед лицом общественного мнения? Томэ при этом говорит о новых видах компетентности, приобретаемых старыми людьми для решения специфических для них задач. Каковы же эти новые умения? Сравнивая иерархии реакций на трудности у когорт в 1965/1966 гг. и в 1980 г., Томэ отмечает различную иерархичность реакций в двух этих случаях, хотя состав их остается одним и тем же. Но остаются вопросы: в чем же заключается психологическое старение у людей, какие инволюционные процессы — неизбежные его характеристики? Вероятно, ответы на эти вопросы можно было бы найти в материалах лонгитюда. В работах Боннского научного круга не акцентируются проблемы психотерапии, психокоррекции, психологической помощи в процессе выработки более адекватных «техник» жизни. Считают ли авторы возможным вмешиваться в процесс изменения когнитивных репрезентаций, стимулировать конструирование новых подходов к жизни? Возможно, что такие попытки Томэ расценивает как нарушение суверенности личности, которой постоянно препятствует общество на всем протяжении жизни. Следующие раздумья касаются психологического облика личности как субъекта повседневной жизни. В работах Боннского научного круга в результатах работ фигурируют когорты, возрастные группы, выборки мужчин и женщин, занятые профессиональными и семейными заботами, а отдельные конкретные личности представлены лишь фрагментами своих психобиографических рассказов. Их облик до некоторой степени помогает вскрыть положения Томэ о существовании общих и ситуационноспецифических систем приспособления. В таком случае можно выделить два предположения о личности, попавшей в трудную ситуацию. Возможно, что возникшая забота актуализирует у человека лишь одну — доминирующую — реакцию в системе его «техник». Но этому предположению противоречат слова Томэ о том, что даже каждый пункт опросника вызывает у индивида целую гамму ответов. В таком случае можно думать, что трудный момент жизни актуализирует у многокачественной личности всю приспособительную систему, но мотивационный потенциал каждой «реакции» будет различен. В таком случае человек, начинающий практически изменять ситуацию, в то же время производит переоценку и некоторых собственных возможностей. Вместе с тем он скорректирует оказывающиеся нереальными ожидания, переживет разочарование от частной неудачи, внесет коррекцию в первоначальную оценку ситуации и по временам будет испытывать желание «выйти-из-поля» (К. Левин). Конечно, различие мотивационного потенциала каждой реакции передает «идиоматичность» отдельной личности, но лишь в очень небольшой степени. В течение жизни у каждого накоплен огромный потенциал качественно своеобразных ответов на текучую и изменчивую повседневность, но выявление этого потенциала требует пролонгированности психобиографическсго метода, охвата им крупных периодов жизни. Своеобразие личности проявится в том, каким увидит она жизненный мир после успеха и какие реакции вызовут у нее профессиональные удачи; какие формы активности она проявляет после ряда неудач и не откажется ли она от той «ценности» (темы, центрального стремления), которая оказалась в зоне недосягаемости. Психологу очень хотелось бы знать, как сложилась дальнейшая судьба женщины, «восставшей из послевоенных руин», изменился ли ее образ себя после успешных усилий «устроить жизнь». Основное наше пожелание исследователям, сочетающим лонгитюд и психологическую биографику — охватить психобиографическим методом более обширные жизненные периоды, которые позволили бы проследить истоки новых «техник» жизни и изменений, происходящих в самой личности. Говоря об образе личности в работах Томэ, отметим еще два важных момента. Заявив о своей гуманистической ориентации, реализовав ее на разных уровнях научного исследования, Томэ, как нам представляется, не распространил ее на предмет своего исследования — на личность. В многочисленном составе выделенных им «тем» жизни не фигурируют нравственные ценности. Неужели в рассказах о своей повседневной жизни участники лонгитюда не упоминали в той или иной форме о своих этических установках, об их нарушении, о справедливости, добре? Приводимый в книгах Томэ психобиографический материал позволяет выделить в качестве тем высшего уровня нравственные темы. Это не значит, что они лишь вербально выделяются в особую группу. В повседневной жизни очень редко встречаются эпизоды, имеющие только этическое содержание, оно, как правило, сочетается с задачами труда и семьи. Определенные размышления вызывает и тот факт, что среди многообразных «техник» жизни очень мало таких, которые побуждались бы альтруистическими мотивами. Это обстоятельство можно до некоторой степени понять, исходя из двух соображений: во-первых, в трудной, кризисной для себя ситуации в сознании человека интересы других людей могут потерять самодовлеющий характер, ьо~вторых, смысл каждой «техники» определяется той темой, которой она служит. Но в таком случае было бы крайне интересно знать, какие «техники» применяли участники лонгитюда в ситуации, требующей от них нравственного поступка, способности подняться над своими интересами. В этой связи нам хотелось бы высказать следующее соображение. Модная ныне тема «совладания» (coping), преодоления трудностей, которой отдал богатую дань Томэ, стала разрабатываться отдельно от нравственных проблем, но вместе с тем эти два направления исследований на геронтологическом материале соединяются органично и содержательно. Наконец, определенного дополнения требует вопрос о личности как субъекте соответствующих «техник» жизни. В работах Томэ и Лер основное внимание уделяется когортам и различным группам, как субъектам «техник» бытия, а исследование направлено на изменение иерархий ответов на трудные ситуации; в результате этого возникает впечатление, что активность данных субъектов заключается лишь в актуализации или мобилизации доминирующих у них ответов на проблему. Но геронтологические исследования, и анализ самого поведения стареющих людей в переломные периоды их жизни (выход на пенсию, переезд в дом для престарелых и т. д.), утверждают процессуально-ориентированный подход к личности, представителем которого заявил себя Томэ еще в 50-х годах. В трудные моменты у человека обостряются, по крайней мере, три его функции как субъекта жизни. Первая из них заключается в глобальной антиципации разных типов возможных жизненных тягот и потенциальном накоплении ответов на них, психологической подготовке к ним, вторая — в быстром анализе имеющихся альтернативных ответов на сложности и создание (или ожидание появления) новых альтернатив. Третья же, пожалуй, самая трудная, заключается в психологических усилиях для достижения гармонии между рассогласованными — особенно в геронтологических ситуациях — когнитивными и мотивационными процессами: высокие мотивы достижения, сильные желания и стремления должны быть перестроены, снижены до уровня изменившихся тем и когнитивных представлений о своем новом ограниченном жизненном мире, об изменившемся образе себя. При этом исследования Лер и Томэ показывают, что человек продолжает до глубокой старости порождать новые «техники» жизни. Участники геронтологического лонгитюда неожиданно используют ответы, не санкционированные социальными нормами и ранее не практиковавшиеся в сходных условиях. Иными словами, человек постоянно творит свой мир повседневности, учитывая связи между тематическими структурами, когнитивными репрезентациями и создавая ответы на требования мира [10, с. V]. Что же касается связи идиографического и психобиографического методов, то мы хорошо сознаем различие между ними, и согласны с мнением X. Херманса и Н. Бонариуса о необходимости интеракции между партнерами, которая позволила бы войти каждому в уникальный мир другого индивида [1, с. 203]. Но добавим следующее. Вербальная интеракция, в сколь бы доверительной форме она ни осуществлялась, не может полностью раскрыть идиоматичность личности: менталитет каждого человека включает массу «молчаливого знания», невербализуемых чувств, препятствующих переводу идиоматичности жизненных миров. Заслуга Томэ заключается в том, что он снова привлек внимание психологов к той тайне, которой каждый человек остается для другого. Глубокий — и профессиональный, и чисто человеческий — интерес вызывают у психолога разделы работ Томэ, посвященные «техникам» жизни. Но тесная связь этих «техник» прежде всего с проблемами трудных ситуаций расходится, как нам представляется, с замыслом психологии повседневности, показать личность во всей полноте ее жизни, насыщенной не только опасениями, тяготами и стрессами, но и радостями, удачами, счастливыми событиями. | Чтобы у читателей не создалось впечатления, будто у участников лонгитюда не было счастливых моментов, Томэ предупреждает: «когда в этой и многих других публикациях на первом плане фигурируют высказывания о трудностях будней, мы рассматриваем это, скорее, как отражение психологии повседневности того времени, чем нынешную повседневность жителей свободного Запада» [10, с. 76 ]. Томэ говорит и о своем увлечении модной ныне в психологии «проблемой преодоления». Все это верно, но меньшее внимание к «солнечной стороне жизни» обусловлено, как нам кажется, и состоянием психологической науки, в которой не разработаны понятия и средства анализа поведения человека в атмосфере радости. А между тем любое счастливое событие обладает не менее проблемным характером, чем неприятный эпизод. Томэ однажды тонко заметил, что вообще каждое, даже очень желанное событие, имеет негативные компоненты, порождает страх, вызывает напряжение. И это понятно — любое событие предполагает всегда в чем-то непредвиденный поворот жизненного пути. Психологам еще предстоит исследовать роль счастливых событий и особенностей их психической переработки личностью в своей индивидуальной судьбе. | В заключение коснемся еще одной особенности концепции Томэ. Всю совокупность «техник» бытия Томэ называет системами приспособления. Даже в том случае, когда под приспособлением понимаются не только требуемые обстоятельствами изменения человеком себя, но и преобразование ситуации в соответствие с собственными возможностями и целями, все равно за пределами приспособления остаются конструктивные действия человека, который по своей инициативе ставит трудные и масштабные задачи, ранее никогда не ставившиеся. Описанные в работах Г. Олпорта и А. Маслоу действия самоактуализирующихся личностей трудно согласовать с гомеостатическим принципом, который Томэ считает базовой мотивацией человека [10, с. 77]. Мы надеемся, что научная дискуссия, порожденная оригинальным направлением в психологии личности, созданным в Боннском рабочем кругу, будет стимулом для новых трудов, вдохновляемых идеями Ханса Томэ и Урсулы Л ер.